Одним из итогов Второй Мировой для христианства стало появление так называемого «Богословия после Освенцима». Ужасы войны и концлагерей, где грамотные, образованные и часто высококультурные в частной жизни люди, многие из которых могли быть прилежными прихожанами церкви, хорошими супругами и родителями, направляли весь свой потенциал на максимально эффективное уничтожение других людей. Церковь, которая до этого наивно следовала либеральным идеям о том, что человек по природе добрый и достаточно лишь дать ему правильное образование и воспитание, чтобы воцарился мир и порядок, оказалась моральным банкротом – ей было нечего сказать поколению, прошедшему через этот ад. Лишь спустя десятилетия такие богословы, как Иоганн Баптист Метц и Юрген Мольтман смогли осмыслить произошедшее и найти способ говорить о Христе понятным языком.

Photo by Jametlene Reskp on Unsplash

Сегодня украинские богословы поднимают вопрос: нужно ли нам богословие после Бучи? Как говорить о Боге после террора, убийств и изнасилований, который пережили люди, мужчины, женщины и дети под пятой российских оккупантов просто потому, что они украинцы? Как быть с тем, что патриарх Русской Православной Церкви Кирилл благословил армию России на агрессивную войну, а значит и совершение всех этих злодеяний? Где был Бог посреди всего этого кошмара, и почему он не вмешался и не защитил? Что позволяет думать, что в данной ситуации «не все так однозначно» или что это мог быть «фейк» и «провокация» несмотря на огромное количество свидетельств и материалов? Есть ли место для подлинного сострадания за бесконечным поиском чьего-то интереса?

Я не претендую на то, чтобы дать исчерпывающие ответы на эти вопросы, но я приглашаю вас поразмышлять над этой темой, основываясь на сегодняшнем тексте для проповеди:

Вели с Ним на смерть и двух злодеев. И когда пришли на место, называемое Лобным, там распяли Его и злодеев – одного по правую, а другого по левую сторону. Иисус же говорил: «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают». И делили одежды Его, бросая жребий. И стоял народ и смотрел. Насмехались же вместе с ними и начальники, говоря: «Других спасал; пусть спасет Себя Самого, если Он Христос, Избранный Божий». Также и воины глумились над Ним, подходя и поднося Ему уксус и говоря: «Если Ты Царь иудейский, спаси Себя Самого». И была над Ним надпись, написанная словами греческими, римскими и еврейскими: «Сей есть Царь иудейский». Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: «Если Ты Христос, спаси Себя и нас». Другой же, напротив, унимал его и говорил: «Или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? И мы [осуждены] справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал». И сказал Иисусу: «Помяни меня, Господи, когда придешь в Царство Твое!» И сказал ему Иисус: «Истинно говорю тебе: ныне же будешь со Мною в раю». Было же около шестого часа дня, и сделалась тьма по всей земле до часа девятого: и померкло солнце, и завеса в храме разорвалась посередине. Иисус, возгласив громким голосом, сказал: «Отче! В руки Твои предаю дух Мой». И, сказав это, испустил дух. Сотник же, видев происходившее, прославил Бога и сказал: «Истинно Человек Этот был Праведник». И весь народ, собравшийся на это зрелище, видя происходившее, возвращался, бия себя в грудь. Все же, знавшие Его, и женщины, следовавшие за Ним из Галилеи, стояли вдали и смотрели на это. (Лук.23:32-49)

На Тайной Вечери, Иисус дал ученикам последние наставления, заключавшиеся в том, что они должны друг другу служить, а также установил Таинство Святого Причастия, которое устанавливает связь с Его будущей жертвой на уровне физических ощущений. После этого настал черед самого жертвоприношения. Иуда, один из 12 самых близких учеников выдает Иисуса Синедриону – местным коллаборационистам из числа иерусалимской религиозной элиты. Те отрекаются от Него, обвиняют в богохульстве и ложных претензиях на звание Христа – царя еврейского народа.

Но так как лишь наместник Римских оккупантов мог приговаривать к смерти они повели Иисуса к Понтию Пилату. Поначалу тот не видел причин для казни и распорядился избить Его плетьми, чтобы успокоить иудеев. Но под давлением Синедриона и собранной им толпы, которая провозгласила «Нет у нас царя, кроме римского императора», Пилат все-таки распорядился распять Иисуса, разместив при этом издевательскую табличку на кресте «Сей есть Царь иудейский»..

Кроме Иисуса мы видим в сцене, развернувшейся на Голгофе несколько действующих лиц. Они все наблюдают за Его страданиями, каждый с перспективы своего положения, статуса и жизненного опыта.

Во-первых, это два человека, которых евангелист описывает, как злодеев. Распятие – это жестокая, мучительная и позорная казнь, которой подвергались особо опасные преступники, в основном – враги римской власти. Исходя из контекста можно понять, что это не просто обычные бандиты. Вполне возможно, что они, как Варавва, отпущенный Пилатом незадолго до этого, планировали бунт против римлян, но их схватили и осудили, как врагов государства. Поэтому расположить их по правую и левую руку от Иисуса, формально осужденного за претензии на мессианство, было еще одним издевательством со стороны римлян.

Ведут себя оба этих разбойника по-разному. Один из них, как пишет евангелист, начал злословить Иисуса. Возможно им двигало раздражение. Он в буквальном смысле положил свою жизнь для борьбы с оккупантами и претензии Иисуса, который вместо того, чтобы поднять и возглавить восстание, занимался проповедью и какими-то символическими акциями, вроде изгнания торговцев из Храма. Проповеди ничего не изменили, а Царь дал себя схватить и позорно казнить. «Какой же ты Мессия после этого? Докажи! Спаси себя и нас? Нет? Значит и я буду над тобой глумиться».

Второй разбойник имел все основания поступать также, но он проникся сочувствием к Иисусу, который в отличии от него не запятнал руки кровью людей и пострадал явно несправедливо, и решил довериться Ему как Мессии. Возможно у него была возможность услышать Его проповеди или Бог каким-то иным образом зародил в Нем веру, что казнь Иисуса – это не конец, а лишь начало Его царствования. В любом случае, терять разбойнику было уже нечего – тем более что по иудейским законам он считался проклятым. Он сказал: «Иисус, вспомни меня, когда придешь установить Свое Царство!» Иисус дает Ему надежду: «Говорю тебе истину сегодня: ты будешь со Мной в раю».

Отряд солдат занимался физическим и психологическим насилием и мародерством. Тем не менее, наблюдая за агонией Иисуса и тем, как Он отдал Свой последний выдох Богу, командир римского отряда, центурион произнес: «Истинно Человек Этот был Праведник». Возможно, это суеверная реакция на воцарившуюся на три часа тьму. А возможно смирение Иисуса пробудило в нем понимание, что он стал соучастником несправедливого насилия над невинным, по сути Человеком.

Толпа же иудеев, после смерти Иисуса начала расходиться и многие били себя в грудь. Это был знак бессилия. Кто-то мог сочувствовать двум распятым радикалам, кото-то наверняка привлек к Себе Своими проповедями и чудесами Иисус, но всех объединяло то, что они видят жертв насилия со стороны Рима, наблюдают за их агонией и смертью, но ничего не могут с этим поделать. Оккупант делает что считает нужным, потому что в его руках сила.

И, наконец, поредевшая группа учеников Иисуса стояла вдали и совершенно беспомощно наблюдала за тем, что происходит с Их Учителем. Их надежды и планы, которые они себе строили, когда Иисус направился в Иерусалим потерпели окончательный крах. Мессия потерпел полное поражение – Он был опозорен и убит на глазах сотен свидетелей. Надежды больше нет. Можно лишь отдать последнюю честь своему Другу, погибшему вдалеке от дома и семьи, похоронив Его достойно, и разойтись, вернувшись к привычному образу жизни.

Такие разные люди и такие разные реакции. Каждый видел в казни Иисуса что-то свое. Были даже те, которые как один из разбойников был ей где-то даже рад. Он разделял такие же страдания и унижения, не видел ничего кроме своей боли и разочарования. Второй увидел в Иисусе надежду для себя.

Трагичность события затронула стоящую толпу и даже римского офицера, который был соучастником этой расправы. В самопожертвовании и смирении перед лицом смерти было нечто подлинное, что не оставило многих и многих равнодушными.

Я думаю, что все мы здесь, потому что нас привлекает Иисус. Мы уже знаем, что смерть будет побеждена на третий день и скоро будем праздновать Воскресение Христа. Тем не менее именно Крест стал кульминацией пути Божьего Сына, который полностью отождествил себя как с Отцом, так и с человечеством, добровольно взял на Себя чужие грехи и понес за них наказание, вплоть до смерти. Он не уклонился от позора, от пыток, от мародерства, от полной оставленности Богом и людьми.

Юрген Мольтман писал: «Что мы скажем о «Боге после Освенцима» зависит от того, что мы скажем о «Боге после креста Христового». Распятие дает нам основание говорить о Боге после Освенцима, после ГУЛАГа, после Гуантанамо и Абу-Грейб, после подвала симферопольского военкомата, после пыточной тюрьмы Изоляция в Донецке, после всего произошедшего в Мариуполе, Харькове, Буче, Гостомеле и Бородянке. Нам еще предстоит найти правильный язык, для этого, но Крест всегда будет напоминанием, что Бог не отстранен от каждого из нас в пучине страданий. Он Сам прошел через адские страдания для того, чтобы дать нам надежду.

Александр Жакун, диакон Общины Святого Павла, г. Одесса